Четыре сезона [litres] - Стивен Кинг

Из папки выпал листок с напечатанным текстом. Дюссандер отложил его и пробежал глазами оценки.

– Похоже, ты здорово влип, мой мальчик, – не без злорадства констатировал Дюссандер. По всем предметам, кроме английского и истории, – неуды.

– Я не виноват! – прошипел Тодд. – Это все ты! Со своими историями! Мне ночами снятся кошмары – ты это знаешь? Я сажусь за уроки, вспоминаю, что ты рассказывал, и уже пора спать! Я не виноват! Это все ты! Слышишь? Ты!

– Я отлично тебя слышу, – отозвался Дюссандер и прочитал выпавший листок.

%%%Уважаемые мистер и миссис Боуден!

Предлагаю нам вместе обсудить успеваемость вашего сына за вторую и третью четверти. Учитывая, как хорошо он учился раньше, его нынешние оценки позволяют предположить, что существует некая особая причина, по которой успеваемость Тодда так резко упала. Эта причина может быть выявлена в ходе откровенного разговора.

Хотя первое полугодие ему удалось закончить без академической задолженности, его годовые оценки могут оказаться неудовлетворительными, если в четвертой четверти он не наверстает упущенного. В противном случае ему придется дополнительно за-

ниматься летом, если вы не хотите, чтобы он остался на второй год.

Обращаю ваше внимание, что успеваемость вашего сына на данный момент не соответствует требованиям, предъявляемым к будущим абитуриентам, и намного ниже показателей, предусмотренных отборочными тестами для выпускников, рассчитывающих продолжить образование в колледже или университете.

Я готов встретиться с вами в любое удобное время. Учитывая обстоятельства, полагаю, что откладывать нашу встречу не следует.

Искренне ваш,

%%%Эдвард Френч

– Кто такой этот Эдвард Френч? Ваш директор? – поинтересовался Дюссандер, вкладывая литок в папку и снова сцепляя пальцы. Он не переставал удивляться витиеватости, с которой американцы любят выражать простые мысли: столько слов, чтобы сообщить родителям, что их сын перестал учиться и завалил экзамены! Старика охватило предчувствие надвигающейся катастрофы, но сдаваться он не собирался. Го д назад он, наверное, смирился бы с неизбежным, но только не сейчас, а проклятый мальчишка, похоже, накликал на него беду.

– Кто? Калоша Эд? Да нет, черт возьми! Просто воспитатель.

– Что еще за воспитатель?

– Догадайся! – Тодд был близок к истерике. – Ты же читал его писульку! – Не находя себе места, он нервно расхаживал по кухне, бросая на старика полные злобы взгляды. – Я этого не допущу! Слышишь? Не допущу! И я не собираюсь заниматься летом! Родители хотят поехать на Гавайи и взять меня с собой. – Он показал на папку на столе. – Знаешь, что сделает отец, когда увидит это?

Дюссандер отрицательно покачал головой.

– Он вытащит из меня всю правду. Всю! Он выяснит, что это все из-за тебя. Другой причины нет и быть не может. Он начнет меня выспрашивать и не успокоится, пока не расколет! И тогда… тогда я окажусь в полном дерьме! – Он с вызовом смот-

рел на Дюссандера. – Родители станут следить за мной! Черт, может, даже отправят к врачу, откуда мне знать? Но я этого не допущу! И ни в какую школу летом меня не затащат!

– И в колонию тоже, – очень тихо произнес Дюссандер.

Тодд замер как вкопанный и побледнел еще сильнее. Он открыл рот, но слова, казалось, застряли у него в горле.

– Что? Что ты сказал?

– Мой дорогой мальчик, – начал Дюссандер, всем своим видом изображая беспримерное терпение. – Я уже пять минут выслушиваю твои горестные стенания, а сводятся они к следующему: тебе грозят неприятности и тебя могут вывести на чистую воду. – Видя, что наконец удалось завладеть вниманием подростка, Дюссандер задумчиво отхлебнул из кружки. – Мой мальчик, – продолжал он, – ты так себя ведешь, что делаешь только хуже. И себе, и мне. А мое положение намного опаснее. Ты не находишь себе места из-за табеля. Господи Боже! Это всего лишь табель!

Он смахнул желтым от никотина пальцем папку со стола. И она упала на пол.

– А у меня на кону стоит жизнь!

Тодд молчал, не сводя с Дюссандера полубезумного взгляда.

– Израильтян ничуть не смутит тот факт, что мне семьдесят шесть лет. Там до сих пор с удовольствием применяют смертную казнь, особенно если речь идет о военном преступнике, связанном с концлагерями.

– Но ты гражданин США! – возразил Тодд. – Америка тебя не выдаст. Я читал об этом. Я…

– Читать-то ты читал, а вот меня точно не слушал. Я не гражданин США. Мои документы – подделка, изготовленная коза нострой. Меня вышлют из страны, и куда бы я ни направился – везде будут ждать агенты МОССАДа.

– Вот и пусть тебя повесят! – процедил сквозь зубы Тодд, сжимая кулаки. – И зачем я только с тобой связался!

– Вот и не надо было, – с усмешкой отозвался Дюссандер. – Но ты уже это сделал, мой мальчик. Исходи из того, что есть, прошлое изменить нельзя. Теперь наши судьбы неразрывно связаны. Если ты решишь меня «заложить», как вы выражаетесь, то и мне придется «заложить» тебя. В Патэне погибло семьсот

тысяч человек. В глазах всего мира я преступник, чудовище, настоящий монстр. А ты – мой сообщник! Ты знал, что я живу в Штатах по поддельным документам, но никому не сказал. А если меня схватят, я всем расскажу об этом. Когда журналисты станут осаждать меня с вопросами и лезть с микрофонами, я буду повторять твое имя снова и снова: его зовут Тодд Боуден, да, именно так… Сколько? Почти целый год. Он хотел знать все в мельчайших подробностях, особенно про мучения узников и издевательства над ними. Он так и выразился: «Как вы над ними измывались».

Тодд замер. Его кожа стала почти совсем прозрачной. Дюссандер улыбнулся и отхлебнул виски.

– Думаю, тебя тоже упрячут за решетку. Назовут это «колонией», «исправительным учреждением» или еще как-нибудь иносказательно, вроде «Успехов в четверти», но тюрьма есть тюрьма.

Тодд провел языком по пересохшим губам.

– А я скажу, что это вранье! И что ничего не знал. И поверят мне, а не тебе. Так что не надейся!

Дюссандер продолжал саркастически улыбаться:

– По-моему, ты сам говорил, что отец все из тебя вытянет.

– Может, и не вытянет. По крайней мере не сразу. Речь-то не о разбитом окне. – Тодд произносил слова медленно, будто рассуждая вслух.

Дюссандер с досадой поморщился. Не исключено, что мальчишка прав – когда на кону стоит так много, ему, возможно, удастся убедить отца. Тем более что никакому отцу такая правда не понравится и он будет цепляться за любую возможность в нее не поверить.